— Но…
— Дуся, при всем желании моем, которого у меня, поверь, избыток прямо, я не управлюсь один со всеми…
— А мы…
— А вас подстрелят первым делом… — он оттеснил Евдокию за спину. — И это мало того, что очень сильно меня опечалит, так еще и с братцем потом объясняйся… и вообще, если я что‑то понимаю, нас сейчас сопроводят именно туда, куда мы стремились…
— То есть, против этого сопровождения ты не возражаешь.
— Они хотя бы люди…
Комплимент был весьма сомнительного свойства.
Эржбета творила.
И творила вдохновенно, чего с нею давно не приключалось. Слова сами собой исторгались из глубин ее души, выплескиваясь на бумагу с такой скоростью, что Эржбета едва — едва поспевала за собственною мыслью. Пальцы гудели от многочасовой работы, печатная машинка позвякивала, верно, намекая, что от этакого усердия и развалиться недолго, а в голове все еще вертелась сцена рокового поцелуя.
Или сразу соблазнения?
Рокового, естественно.
Перед затуманенным взором Эржбеты стояла героиня, девушка скромная, крайне одинокая, но решительная… правда, именно в этот конкретный миг она и не могла решить, стоит ли отвечать на пылкое признание героя или все же следует проявить благоразумие. Здравый смысл Эржбеты ратовал именно за благоразумие, но читательницы наверняка предпочтут рискованное падение в объятья того…
— Вы там одна? — раздался преисполненный подозрений голос квартирной хозяйки, которая после давешней беседы окончательно уверилась в том, что Боги возложили на нее великую миссию: блюсти Эржбетину честь.
Миссию свою панна Арцумейко исполняла с пылом человека, не имеющего в жизни иных развлечений, помимо забот о чужой нравственности. Она являлась каждое утро с подносом чаю, сухими хлебцами, поелику девам незамужним приличествует сдержанность в еде, и очередною пространною лекцией на тему душевной красоты. Лекции вызывали у Эржбеты приступы мизантропии и острое нежелание выходить замуж не только за безвестно канувшего в лету баронета, но и в принципе. К вечеру, однако, мизантропия сменялась предвкушением очередной прогулки, пусть и не с женихом, но с человеком весьма интересным…
…случайным знакомым.
— Одна, — со вздохом ответила Эржбета, оставляя героиню наедине с душевными муками.
— А почему окно открыто? — не собиралась отступать панна Арцумейко, нынешним вечером совершенно свободная, а потому пребывающая в поиске занятия, которое отвлекло бы ее от печальных мыслей о падении нравов и цен на хлебобулочные изделия, что, в конечном итоге, грозило семейному предприятию разорением.
— Душно мне.
— Милочка, — панна Арцумейко, пользуясь правом хозяйки, вошла, — вам следует понимать, что в нынешние тяжелые времена нельзя забывать о личной безопасности! А если кто‑то проберется?
— Кто?
— Не знаю, — панна Арцумейко, всем своим нутром ощутив нежелание жилички следовать премудрому совету, самолично прошла и закрыла окно.
Шторку задернула.
— Занавеси оберегут комнату от прямых солнечных лучей, — произнесла она наставительно, — а следовательно, и от перегреву.
— Спасибо.
Эржбета усвоила уже, что не следует панне Арцумейко возражать, поелику возражения она почитала вызовом собственному жизненному опыту, который полагала уникальным.
— И мне кажется, что ты, милочка, слишком уж много времени проводишь за сим инструментом, — мизинчик панны Арцумейко указал на печатную машинку. — Это плохо сказывается на твоей осанке…
— Простите, — Эржбета с трудом поборола в себе желание взять печатную машинку и опустить на макушку панны Арцумейко, и то лишь потому, что не сомневалась: пострадает от этого столкновения именно машинка. Панну Арцумейко защитят, что толстый шиньон, что собственная ее твердолобость. И постаравшись, чтобы голос ее звучал уверенно, Эржбета повторила: — Простите, но мне нужно работать. Контракт…
Контракт был именно тем словом, значение которого панна Арцумейко понимала и принимала аргументом. Она, окинув комнату орлиным взором — от него укрылся некоторый, обычный для Эржбеты беспорядок — прошествовала к двери.
— Не забывайте, милочка, — молчания панны Арцумейко надолго не хватило, — преступный элемент не дремлет!
Дверь она прикрыла.
Эржбета прислушалась к шагам — с панны Арцумейко станется дверь прикрыть собственным телом, защищая честь жилички от коварных помыслов преступного элемента — и вздохнула. Нет, квартирная хозяйка свои обязанности исполняла, но вот помимо их… жизнь рядом становилась все более невыносимой. А с другой стороны, пойди, отыщи в Познаньске квартирку, чтобы и недорого, и в приличном месте…
Эржбета вздохнула куда тяжелей и повернулась к машинке.
Руку занесла… застыла… былое вдохновение куда‑то исчезло. И героиня с ея метаниями гляделась дура дурой, и герой не лучше. Брал бы и… на этом «и» уши Эржбеты ощутимо покраснели.
Нет, она вовсе не думает ни о чем таком… брал бы отношения в свои могучие мужские руки и строил бы, а то, понимаешь ли, только и хватает, что на пылкие признания.
Она опять вздохнула, горше прежнего, и закрыла глаза, силясь вернуть себя в романтический настрой, нужный для завершения сцены. Сколько она так сидела, Эржбета не знала, романтический настрой упорно не возвращался, сцена не писалась, а в голове только и вертелось всякое — разное…
…о прогулках…
…и о том, что не было в тех прогулках ничего предосудительного… и наверное, даже обидно, что не было… чинно все, степенно… разговоры и те исключительно на темы, которые панна Арцумейко одобрила бы…