Серые земли-2 (СИ) - Страница 145

145

Он провел рукой по шее.

— Меня пытались вешать. Топить… как‑то сожгли даже… знаете, на редкость неприятное чувство. А сколько раз хоронили с колом в сердце… травили, проклинали. Мне порой и самому становилось любопытно, имеется ли способ извести меня. Это состояние… когда я очнулся, осознал, во что превратился, я возненавидел и ее, и себя, за то, что позволил сделать это… а она лишь смеялась… пожалуй, будь у меня силы ее уничтожить, я бы так и поступил. Но моя тетушка оказалась предусмотрительна. И в клятве, которую мы оба принесли, скрепляя сделку, оговорила, что я не причиню ей вреда. Впрочем, как и она мне.

Себастьян вот не особо верил в чудотворную силу клятвы, особенно, если давалась она колдовкой. Вот уж кто умеет со словами играть.

— Я удалился от мира. Долг свой посчитал исполненным… и то, земли Валахии были очищены… месть… пожалуй, свершена. Я помнил смутно, как умирала мачеха, и брата тоже, кажется, он молил о пощаде. Я не горжусь тем, что совершил, князь. Но я совру, если скажу, что в иных обстоятельствах был бы милосерден. Возможно, подарил бы легкую смерть… в мои времена милосердие почитали за слабость.

— Не только в ваши.

— Да? Мне казалось, что мир все же переменился. Однако вам видней, — Владислав поднялся. Движения его были легки, и виделось в них нечто этакое, насквозь нечеловеческое и даже неживотное природы. — Как и сказал, некоторое время я вел крайне уединенный образ жизни. Пытался смирить жажду крови, бушевавшую во мне.

— И как? — вопрос, пожалуй, был весьма актуален.

— Вполне успешно. Кровь по — прежнему нужна мне, но, чтобы получить ее, не обязательно кого‑то убивать. Смерть вообще не обязательна, если брать историю магических практик. Разве что для некоторых… исключительных ритуалов, которые и в мои, более вольные времена, полагались запретными. Потом я путешествовал… много… выяснилось, что, хотя дневной свет и причиняет мне некоторые неудобства, но вовсе не является смертельным. В храмах мне… порой неуютно, а порой я и вовсе не чувствую разницы. Все же храм — лишь здание, верой его наполняют люди. Пожалуй, именно тогда я и пришел к необходимости веры для дальнейшего своего существования…

— Так вы…

— Верую, — Владислав сцепил руки за спиной.

Надо же… Себастьян прикусил язык, чтобы не сказать ненароком чего‑нибудь этакого, что бы оскорбило чувства хозяина.

Но все ж верующий упырь, ладно, носферат, — это несколько чересчур.

— Сколь я знаю, существам… скажем так, не совсем живого свойства в наличии души отказано.

— Кем отказано?

Интересный вопрос. А и вправду, кем?

— В свое время сей вопрос меня несказанно интересовал. Вечная жизнь тела — это, безусловно, замечательно. Однако я не столь самонадеян, чтобы и вправду поверить, будто доживу до скончания мира. Да и если вдруг, то такая жизнь скоро станет наказанием… иное дело — душа. Надежда вернуться к истокам. Очиститься. И родиться вновь человеком. Это слишком много, чтобы просто взять и отказаться. Конечно, в большинстве своем жрецы согласятся с вами… нынешние жрецы. Но вера и религия — все же несколько разные вещи. И вера в своей сути не требует ничего, помимо своей веры. Молитвы. Храмы… это нужно людям, не богам.

— Лет сто тому вас бы на костер отправили за этакое вольнодумство.

Владислав позволил себе улыбнуться.

— Думаю, меня и сейчас с превеликим удовольствием сожгли бы. Не только за вольнодумство. Но в моем замке собраны прелюбопытные свитки. О прежнем мире. О прежней вере. О том, что каждый, будь то человек или нет, суть их творение…

— Хельма…

— И его. Он незаслуженно забыт ныне. В мои времена Хельму молились открыто. Бог воинов. Аптекарей. Гробовщиков. Повитух. Палачей. Колдовок и ведьмаков, тех, кто стоит на грани и за гранью. Именем его поднимали мертвецов, и их же упокаивали… его боялись. У него не искали защиты, но мести и справедливости. И никому не пришло бы в голову стыдиться этой веры. Это то же самое, что стыдиться неизбежной смерти…

— А вы…

— Я и так мечен его знаком, — Владислав коснулся сложенными щепотью пальцами лба. — Однако, сие не значит, что я не могу преклонить голову перед другим алтарем. Люди мерят богов по себе, а это неверно… вам ведь довелось… ощущать его близость?

Себастьян поежился.

И отвечать не стал, но Владиславу ответ и не был нужен.

— На вас еще лежит тень его силы, и боюсь, останется на годы, если не на всю жизнь. Ее не все видят…

— И чем это мне грозит?

Все же Себастьян полагал себя личностью здравомыслящей, и даже божественное внимание, без которого ненаследный князь неплохо себя чувствовал, не в силах было поколебать сие здравомыслие.

— Ничем. Это не проклятье. И не благословение, как думают иные глупцы. Вы не обретете новых способностей, и не утратите прежних. Ваша жизнь по — прежнему будет принадлежать вам…

— Разве что… — Себастьян выжидающе замолчал.

— Разве что сумеречные существа… будут относится к вам с повышенным вниманием. Их манит сила, особенно темная… это… это как аромат холодной воды в жаркий день. Или нектар для пчел…

— То есть, жить мне лучше там, где нет пасек, — мрачно заметил Себастьян.

— Именно.

— Спасибо, что предупредили… а снять это…

— Попробуйте встретиться с другим богом.

Совет можно было бы счесть за издевательство, вот только Владислав говорил вполне серьезно. А Себастьяну подумалось, что боги и вправду слишком уж отличны от людей, чтобы стремиться ко встрече с ними. С этою меткой он уже без малого год живет. Ничего. Притерпелся.

145