Серые земли-2 (СИ) - Страница 17

Слова его не возымели ни малейшего эффекту, и Гавриил, чувствуя, что вот — вот будет атакован, перехватил тросточку поудобней. Его немного мучила совесть, потому как нехорошо это — убивать чужих собак, однако и становиться добычей стаи он не желал.

Крысюк вздохнул.

И длинные его усы пощекотали Гавриилову шею.

— Мики, назад! Мальчики, фу! — панна Гурова выбралась из кустов и кое‑как отряхнула шерстяной, не по погоде, жакет. — О, Гавриил… прошу великодушнейше меня простить… эти сорванцы совершенно теряют голову при виде добычи…

Шпицы рычали, но уже не грозно, скорее порядку ради.

— Назад, — жестче повторила панна Гурова, и псы отступили. — Я прежде волкодавов держала… да только с волкодавами в гостиницу неможно, приходится вот…

Она подняла шпица, погладила.

— Но у этих малюток есть характер…

— А что вы… — Гавриил прикинул, что шла панна Гурова аккурат с той стороны, где совершилось убийство.

— Гуляю… выгуливаю… им нужен простор, возможность реализовать себя. Вот и приходится искать места… поспокойней… — она гладила шпица, который не спускал с Гавриила стеклянных глаз. И мерещился в них разум, если не человеческий, то весьма к оному близкий. — Но мы, пожалуй, пойдем… не хотелось бы пропускать обед… к слову, вам не кажется, что наш хозяин ведет себя несколько странно?

Гавриил пожал плечами, и был наказан возмущенным писком: все ж крысюку внове было сидеть на чьем‑то плече, пусть бы и было оное убежищем вполне надежным.

— Он… сам странный, — ответил Гавриил, потому как панна Гурова не спешила уйти.

И на крысу глядела спокойно, с этаким даже интересом, правда, приправленным толикой брезгливости.

— Это да, конечно… но ныне он более странен, нежели обычно. Представляете, пытался меня обнюхать!

А может он?

Кандидатуру пана Вильчевского Гавриил до сего дня не рассматривал, потому как уж больно нелепым гляделся этот человечек. Да и обретался он в городе давно… впрочем, как и сама панна Гурова, и ее давняя заклятая приятельница… и иные… и получается, что ошибся Гавриил, полагая, будто бы волкодлаком оказался человек приезжий…

Разве что только пан Зусек… пан Зусек, явившийся в Познаньск недавно.

С семьею.

И супругой, что глядела на него влюбленными очами, а во что там влюбляться можно было, Гавриил не знал… он, конечно, не женщина и в них вообще мало разумеет, куда меньше, нежели в волкодлаках, но вот…

— Запутано все, — пожаловался он крысюку, который не спешил оставлять безопасное место. Оно и понятно, мало ли, вдруг да недалече ушла панна Гурова со своими шпицами, вдруг да ждут в кустах, пока беззащитное создание спустится на землю…

— Не такой ты и беззащитный, — Гавриил перехватил крысюка за шкирку, и тот лишь рявкнул, возмущаясь этакой фамильярности. Не настолько хорошо был он с человеком знаком, чтобы попускать подобное. Вот только держал его человек крепко, с умением, от такого не вывернешься. — Вона какие зубы…

Зубы были знатными, длинными, желтыми.

— Ладно… иди уже… — Гавриил поставил крысюка на землю. — Ушли они…

Крысюк прислушался.

Тишина.

Ветерок чешет тяжелые космы дерев, играет с глянцевою листвой. Где‑то далече слышится смех, и лай… но не шпицев.

— Иди, иди, — Гавриил отступил, давая твари свободу. — И постарайся не попадаться…

Крысюк не заставил себя уговаривать.

Исчез.

Гавриил со вздохом — ныне затея его более не казалась столь уж удачною — продолжил путь. И нисколько не удивился, почти не удивился, увидав панну Акулину. Она, увлеченная беседою с усатым брюнетом весьма и весьма мужественной наружности, Гавриила и не заметила.

Он же, скользнувши взглядом и по брунету, и по букету в руках панны Акулины, походя отметил, что букет оный составлен исключительно из синего любоцвета, именуемого в простонародье волкодлачьим цветком…

…пан Жигимонт играл в шашки сам с собою, выбравши для сего занятия не удобную лавочку, из тех, что стояли на центральных дорожках, но тихий газон. И не побоялся же измазать светлые брюки…

…пана Зусека Гавриил нашел у фонтана.

— Доброго дня, — Гавриил поприветствовал соседа поклоном. — Вижу, и вы прогуливаетесь…

— Погода замечательная, — как ни странно, но Гавриилову появлению пан Зусек явно обрадовался. — Такой погодой дома сидеть грешно.

Время близилось к полудню.

Солнце, и без того яркое, разошлось вовсе бесстыдно. И парило, жарило, предвещая скорую грозу, быструю, как все летние грозы. Притихли пчелы, бабочки и те исчезли, и даже птицы смолкли.

— Да вот… я тоже решил… — Гавриил повел плечами, под которыми свербело. Неудобный костюмчик, сшитый из отменнейшей аглицкой ткани, оказался негоден для познаньского лета. Гавриил с неприязнью ощущал, как ползут по спине ручейки пота, и рубашка липнет к разопревшей шкуре.

— Чудесно… чудесно… признаюсь, я сбежал, — пан Зусек дернул галстук, новомодный, шнурочком, а оттого казавшийся самому Гавриилу в высшей степени нелепым. Но надо сказать, что наряд — и светлый пиджак с завышенной талией, и галстук этот смотрелись на пане Зусеке донельзя гармонично. — Устал я… женщины порой… так утомляют…

— Ваша жена…

— Утомляет не меньше, нежели прочие женщины… не подумайте, что я жалуюсь. Из всех зол я выбрал наименьшее. Она меня любит, но это чувство примитивно… женщины вообще на редкость примитивные существа.

— Неужели?

Пан Зусек будто и не слышал. Смотрел он не на Гавриила, но на девушек, что неторопливо прогуливались по дорожке, за руки взялись, щебечут… подруги?